Кулацкие восстания составляли важнейшую часть внутреннего фронта.
Кулачество при царе жестоко угнетало и эксплуатировало не только бедноту и батрачество, но даже и середняцкое крестьянство и при этом пользовалось во всех случаях поддержкой власти. Царский министр Столыпин в своей борьбе против революционного движения в деревне опирался на кулака. Он в полном смысле слова отдал деревню на ограбление богатому мужику, кулаку, мироеду, ростовщику. Из них царское правительство комплектовало деревенских администраторов и управителей: старост и старшин. Опираясь на них и на целое море духовенства, оно выжимало из деревни подати, налоги, сборы и давило бедноту.
Кулак, благодаря своему положению и покровительству власти, прибрал к своим рукам лучшие земли, разорял деревню, богател и чувствовал себя хозяином на селе. Вот как характеризует его г. Ленин: «Кулаки — самые зверские, самые грубые, самые дикие эксплуататоры, не раз восстанавливавшие в истории других стран власть помещиков, царей, попов и капиталистов. Кулаков больше, чем помещиков и капиталистов. Но все же кулаки - меньшинство в народе: едва ли больше двух миллионов кулачья, богатеев и спекулянтов хлебом. Эти кровопийцы нажились на народной нужде во время войны, они скопили тысячи и сотни тысяч денег, повышая цены на хлеб и на другие продукты. Эти пауки жирели на счет разоренных войной крестьян, за счет голодных рабочих. Эти пиявки пили кровь трудящихся».
Октябрьская революция разбила благополучие кулака. Она вырвала основу его могущества на деревне — собственность на землю, лишила его избирательных прав и тем крайне ограничила для кулака возможность влиять на общественную жизнь деревни. Поэтому кулак с первых же дней Октября становится заклятым врагом Советской власти. Он выступает против нее с оружием в руках самостоятельно или в союзе с белогвардейщиной и западными интервентами. Этот военный союз кулака, белогвардейца и интервента придает всем кулацким восстаниям большую устойчивость.
Руководителями и устроителями кулацких восстаний являлись главным образом эсеры и меньшевики сами по себе или через них белые генералы. Немало постарались для поднятия кулацких восстаний и наши зарубежные враги и ближайшие соседи: Польша и Румыния, особенно последняя.
Боясь за Бессарабию, захваченную обманом в то время, когда Советская Россия была занята борьбой с немцами и Калединым, Румыния все усилия направляла на то, чтобы война и разруха в Советской стране продолжались, как можно дольше. Это давало румынским боярам время крепче прибрать к рукам Бессарабию, искоренить в ней всякий революционный дух и придушить всякое стремление к соединению с Советской Россией.
Одним из средств поддерживать в Советской стране разруху являлись восстания. Для поддержки их Румыния и Польша охотно жертвовали большими средствами. Они принимали к себе всех руководителей восстаний и давали им защиту. Разбитые и преследуемые Красной армией, повстанцы-бандиты находили здесь самое широкое гостеприимство. Они здесь не только отдыхали, но и снабжались всем необходимым для дальнейшей борьбы — деньгами, оружием, боеприпасами. Часто они проходили там даже курс военного обучения под руководством офицеров. На румынской же территории формировались иногда и новые банды. Окончив подготовку, они переправлялись на румынских судах на советскую территорию. Румынские аэропланы разведывали для них в это время местность и расположение красных войск. Большая часть банд, действовавших на Правобережной Украине, корни свои имели в Румынии.
Благодаря тому, что руководящие указания для кулаков и белогвардейцев зачастую шли из одного источника, кулацкие и белогвардейские восстания часто связаны между собой и по времени, одинаково являясь поддержкой внешнего фронта.
Всякое кулацкое восстание неизменно сопровождалось бандитизмом, то есть разбоем и грабежом. Особенно много бандитских шаек породили кулацкие восстания на Украине. Банды грабили бедняцкое и середняцкое население, деревни, пускали под откосы поезда, громили советские учреждения и склады и устраивали еврейские погромы. Грабежу и погрому всегда сопутствовала жестокая расправа с коммунистами, с рабочими и трудовым крестьянством.
Точно такую же картину можно было наблюдать и во время белогвардейских восстаний. Вообще в отношении грабежа белые генералы, кулаки-повстанцы и просто бандиты ни в коей степени не уступали друг другу, и уже одно это в достаточной степени сближает кулацкое повстанчество с генеральской белогвардейщиной. Например первые же дни белогвардейского восстания в Ярославле в городе начисто было разграблены все склады губпродкома, и все товары растащены по офицерским квартирам. Грабежами и насилиями белых полна вся гражданская война. По занятии белыми Курска в 1919 году офицерство устроило там настоящую распродажу награбленного в других городах имущества. Золотопогонные воры, не снимая знаков отличий, рядами выстраивались на площади около бульвара и «с рук» продавали часы, ложки и прочие ценные вещи. В город съехались спекулянты и торгаши со всего юга России. Иностранные офицеры, находившиеся в армии Деникина, не теряли случая приобрести при этом какую-либо ценную вещь по дешевке. Во Францию, в Англию отправлено было таким путем немало ценностей, ранее составлявших украшение великокняжеских и царских имений. Знаменитый дворец Николая II в Ливадии (Крым) не был окончательно разгромлен только потому, что все наиболее ценное было припрятано охраной, так что грабителям-монархистам досталась только «мелочь».
«Верхи загребали добычу поценней и побольше. Генерал Шиллинг, например, ухитрился продать заграницу оборудование целого казенного завода и деньги положил себе в карман. Командующий Добровольческой армией генерал Май-Маевский возил с собой целый поезд награбленного и по частям переправлял его заграницу. Сам Врангель купался в награбленном добре и кончил грабеж тем, что продал целый русский флот французам.
В стане кулацко-националистическом то же самое процветало в самом откровенном виде. Петлюра, например, имел в Галиции целые склады награбленного…
Союз кулака и белого генерала, скрепленный кровью, грабежами и насилиями, наладился не вдруг.
Противоречия между мелкой буржуазией в лице кулака и буржуазией крупной, стоявшей за спиной белых генералов, время от времени пробивали в кулацко-генеральской дружбе глубокие трещины.
Генеральская белогвардейщина вместе с крупной буржуазией и помещиками стремилась к восстановлению монархии, хотя и прикрывалась иногда лозунгами Учредительного собрания и демократической республики. Процесс «Промпартии» в декабре 1930 г. показал, что белогвардейщина не только во времена гражданской войны, но и теперь еще мечтает о монархии. Ее лозунг «через генеральскую диктатуру к монархии» как был, так и сохранился во всей своей неприкосновенности до сих пор. Монархия — мечта белогвардейщины. По монархии белое офицерство заскучало сразу же после Февральской революции, смахнувшей и царя, и «весь царствующий дом».
Само собой понятно, что кулачество в конце концов тоже было не против монархии. Однако полного возврата к старому оно не особенно желало по той простой причине, что надеялось закрепить за собой земли, захваченные при ликвидации помещичьего, церковного и монастырского землевладения.
После Февральской революции украинское крестьянство, как и везде, приступило к захвату и дележу государственных, монастырских и помещичьих земель. Но выгадал на этом больше всего кулак и зажиточный крестьянин. Беднота, представлявшая в украинской деревне слабый слой, осталась ни с чем. Дальше кулаку надо было закрепить захваченное за собой, он в это время тоже выражал недовольство Временным правительством, которое состояло из капиталистов и помещиков и всячески противодействовало «самовольным» захватам помещичьих земель, посылая против захватчиков карательные отряды. К затруднениям, в которых находилось Временное правительство перед Октябрьским переворотом, кулак вследствие этого относился в высшей степени равнодушно. С таким же равнодушием принял он и падение Временного правительства.
Но классовая природа кулака сразу же выплыла наружу, лишь только партия, создав в деревне Комитеты бедноты, заставила кулака отдать хлеб и лишила кулака возможности влиять на общественную жизнь. Всколыхнувшаяся беднота, поддерживаемая всей силой власти, потребовала своих прав. Жертвовать своими классовыми интересами кулак не желал. Он схватился за оружие и принялся упорно защищать и старое и вновь захваченное добро на этот раз уже не от карательных отрядов Временного правительства, а от напиравшей со всех сторон бедноты, поддерживаемой Советской властью.
Это связало кулака с белыми генералами. Кулачество поддерживало белых генералов в то время, как те боролись с Красной армией и уничтожали Советскую власть на местах. Во время этой борьбы повстанцы-кулаки валом валили в армии белых генералов. Они являлись прекрасными разведчиками для белых армий. Они избивали и всячески запугивали бедноту, действовали в тылах красных войск, уничтожали войсковые обозы, спускали под откосы поезда. Подчас белые генералы даже сами искали помощи у кулаков. Сам Врангель писал главному предводителю, кулацко-повстанческих банд на Украине, Махно, дружеские письма, предлагая бороться против Советской власти сообща. «Мы против жидов — вы против жидов, мы против комиссаров, — вы против комиссаров, вы против чрезвычаек и мы против чрезвычаек, а потому давайте объединимся и поведем сообща борьбу за «единую, неделимую Россию», так гласило одно из писем черного барона.
Кулацкие восстания против советов широким потоком разливались по Украине, на Кубани, на Кавказе, в Туркестане, в Бухаре и всюду, где кипела гражданская война. Эти восстания захватывали огромные области. Но оказывать планомерное, серьезное и постоянное сопротивление регулярным частям Красной армии повстанчество все же не могло, несмотря на всю помощь белых генералов. Ему не хватало организации и средств долговременного полевого боя. Главное же в том, что повстанчество очень редко и только ненадолго удавалось отрывать от тех мест, где оно первоначально возникало. Кулаки восставали и упорно дрались там, где было их добро, то есть в пределах своей волости, уезда, в крайнем случае — губернии. В защите своей собственности они видели и весь смысл борьбы и, оторванные от него, теряли охоту драться.
Памятник Петлюре в Виннице. Украина. 2017 год
При такой войне «поуездно» повстанческие атаманы рисковали остаться совсем без «войск», если бы повстанческие отряды не состояли наполовину из злостных дезертиров, воров, грабителей, убийц…
Сами устроители и руководители мятежей, даже если этими руководителями являлись правители целых государств вроде Польши или Румынии, не стеснялись пользоваться уголовными преступниками и целыми разбойничьими шайками для своих политических целей. Особенно тесную дружбу с уголовниками вел знаменитый украинский «головной атаман» Симон Петлюра. Вся политическая деятельность его сплошь состоит из погромов и грабежей.
Заняв какой-либо город или местечко, петлюровцы начинали с того, что вырезывали всех советских работников и коммунистов. Затем устраивался общий погром, начинавшийся обыкновенно с того, что петлюровцы выпускали из мест заключения всех уголовников и давали им возможность принимать самое деятельное участие в погроме и грабежах.
По окончании погрома само собой разумеется, что все эти уголовники торжественно вступали в петлюровские войска и увеличивали собой в них преступный элемент. Вместе с наиболее оголтелой частью кулачества, имевшей особые счеты с Советской властью, они составляли обычно небольшое, но крепкое и постоянное ядро любой бандитско-повстанческой шайки, как бы ее кадр. По окончании боевых действий в каком-либо районе, кулачество в массе своей, а также обманутое кулаками и затягиваемое в бандитско-повстанческие шайки крестьянство оставались на месте и прятали до случая оружие где-нибудь в укромном месте. Уголовное же ядро вместе со своим «батькой» перебиралось в другой район и здесь снова обрастало кулацким элементом. Волна повстанчества благодаря этому как бы перекатывалась из уезда в уезд, причем бандитско-кулацкое ядро его вместе с самим батькой во всех случаях оказывалось почти неуловимым.
Из книги А. Буйского "Красная армия на внутреннем фронте". Воениздат. Москва. 1931 год
Свежие комментарии