Любопытные фото Ленинграда времен "хрущёвской оттепели"

Первые советские «супермаркеты» появились в августе 1955 года. Преимущества универсамов на первых порах были очевидными — при малом числе работников покупатели отоваривались очень быстро. В Ленинграде в начале 1962 года они составляли уже 18% от числа всех торговых предприятий.

Торговля без продавцов составляла часть программы преобразования общественных отношений на коммунистических началах всеобщего доверия. Однако расширению сети препятствовали плохо налаженная система расфасовки товаров и ощутимые убытки, связанные с фактами воровства.

Техническим новшеством эпохи Хрущева можно считать автоматы, с помощью которых осуществлялась торговля бутербродами, пирожками и сосисками и т.п. Правда, успешно работать они могли только при определенном весе и размере продуктов, что соблюсти было достаточно сложно. И все же в годы «оттепели» такие автоматы воспринимались как некий знак перемен:

«И когда ты, опустив жетон, после долгого грохота и звона мог взять из открывшейся железной коробки засохший бутерброд, казалось, что прогресс наступает и когданибудь непременно наступит».

В 1957 году на углу Невского проспекта и улицы Рубинштейна открылось кафе-автомат.

Одновременно руководство страны пыталось внедрить в общепит не только самообслуживание, но и общественный контроль самих граждан за организацией приготовления и подачи еды. Эти идеи были впервые реализованы в появившихся во второй половине 50-х годов буфетах без продавцов.
Как писала «Ленинградская правда», они обычно представляли собой стол с кулинарными и кондитерскими изделиями, «кофе и чаем в бачках». Около каждого продукта имелся ценник. Посетитель сам брал продукты, клал деньги и забирал сдачу. Представители властей всячески стремились поддерживать, правда в основном словом, «ростки коммунизма» в общепите.

В 1963 году тогдашний глава города В. Я. Исаев на сессии Ленгорисполкома публично похвалил за внедрение новых методов обслуживания столовую на Васильевском острове, где был «организован стол саморасчета, который представляет собой красиво сервированный к чаю стол. Посетитель сам обслуживает себя и тут же оставляет причитающуюся с него сумму».
Но полностью перейти на такую систему функционирования предприятий общепита оказалось трудно. В большинстве столовых отсутствовало соответствующее оборудование. Участились и кражи. То есть проблемы, в сущности, были те же, что и в магазинах без продавцов.

В начале 60 х годов советские люди, и в том числе ленинградцы, познакомились и с растворимым кофе. Журнал «Наука и жизнь» констатировал в 1966 году: «Прогресс науки и техники подарил любителям кофе два новшества — быстрорастворимый кофе и машины типа „Экспресс“». Чашка кофе становилась знаком новой стилистики быта.

Не менее знаковыми были и молодежные кафе. Предполагалось, что они помогут организации свободного времени юношей и девушек. В Ленинграде в январе 1962 года заработало кафе поэтов на Полтавской улице, а только за один 1963 год в городе было открыто ещё 14 молодежных кафе. Осенью 1963 года на проспекте К. Маркса в доме №45 появилось заведение под названием «Ровесник».

«Здесь можно встретиться с поэтами, композиторами, артистами, мастерами спорта, принять участие в „конкурсах веселых и находчивых“».

В начале 60-х годов хрущевские эксперименты в области сельского хозяйства зашли в тупик. Нехватка продуктов стала настолько явной, что летом 1962 года власти вынуждены были повысить цены на мясо, молоко, масло, яйца и сахар на 25–30 %.
Однако осенью 1962 года начались перебои и с хлебом. Это происходило, по мнению властей, потому, что «недобросовестные граждане скупают хлеб, муку, крупы на корм скоту». Для нормализации положения было принято решение о нормировании продажи хлеба - было запрещено продавать «в одни руки» больше 2,5 кг хлебобулочных изделий.

Ограничения коснулись и учреждений общепита. После отмены карточек в 1947 году в советских столовых и ресторанах черный и белый хлеб просто ставился на стол, и посетители могли есть его столько, сколько хотели. С осени 1962 года хлеб в учреждениях общепита стал официально платным — по одной копейке за кусок независимо от его веса. Его не ставили на столы, а приносили вместе с заказанным блюдом. В учреждениях самообслуживания хлеб необходимо было покупать при расчете на кассе.

В большинстве ленинградских ресторанов в конце 50-х – начале 60-х годов пока еще господствовала монументальная обстановка в духе сталинского «большого стиля»: лепнина, пальмы, массивная мебель. Однако эта стилистика не соответствовала эстетике свободы, характерной для 60-х годов. История поиска нового стиля ресторанной жизни показана в кинокомедии Эльдара Рязанова «Дайте жалобную книгу». Похожую ситуацию можно было наблюдать в первой половине 60-х годов во многих городах СССР.

В Ленинграде в 1963 году в Приморском парке Победы появился ресторан «Восток» с большим просторным залом, оформленным в стиле минимализма и рассчитанным на 1 тыс. человек.

ХХ век оказался временем поиска новых материалов. Многие из них, например нейлон, были открыты еще до войны, но в моду полиамидные ткани на Западе вошли в начале 50-х годов. В августе 1955 года газета «Ленинградская правда» сообщила:
«…Фабрика искусственной кожи освоила в этом году массовое производство высококачественного каракуля из волокон капрона и вискозы. Головные уборы, муфты, воротники, манто, изготовленные из искусственного каракуля... не боятся снега и дождя, прочны в носке».
Особенно привлекательной была обещанная стоимость искусственного каракуля. Планировалось, что он будет в 10 раз дешевле натурального.

В лексиконе советского человека 60-х годов появились новые существительные, отражающие названия новых материалов: анид, ацетат, болонья, дакрон, дедерон, кашмилон, кожволон, куртель, лавсан, мэлан, мэрон, нитрон, орлон, терилен, триацетат.Сделанные из химических волокон предметы одежды оказались так же значимы для смены стиля повседневной жизни, как хрущевки. Они символизировали быстрое, эффектное, но не имеющее серьезной перспективы развития решение бытовых проблем. Неудивительно, что именно в районах нового пятиэтажного блочного строительства в начале 60-х годов стали появляться фирменные магазины под знаковым названием «Синтетика». В Москве такой магазин открылся уже осенью 1961 года на Ленинградском проспекте, а в Ленинграде в начале 1964 года на Новоизмайловском проспекте в доме № 4.

В магазине «Синтетика»

Несмотря на то что сеансы опытного телевещания в Ленинграде впервые были проведены еще до Великой Отечественной войны, в 1938 году, систематически телецентр заработал только в 1948-м. Тогда же в квартирах горожан появились и первые телеприемники — «КВН-49».
«К сведению владельцев телевизоров и радиоприемников… Регистрация телевизоров (независимо от регистрации в телевизионных ателье) и радиоприемников обязательна: гражданами — в почтовых отделениях по месту жительства. Радиоприемники подлежат регистрации в течение трех дней со дня приобретения, телевизоры — в течение пяти дней».
Впрочем, этот контроль над частной жизнью, введенный в конце 40-х годов и сохранявшейся даже в годы ранней оттепели, не слишком раздражал население, — для большинства горожан сам факт появления телевизора становился настоящей сенсацией.

Изображение на телеэкранах изначально было черно-белым, но светились они серовато-голубоватым светом, что породило новое выражение «голубые экраны», ставшее своеобразным клише при описании работы телевидения, в первую очередь в периодической печати.
Телевизоры стали предметом обихода, создававшим вокруг себя в условиях коммунального быта дополнительное публичное пространство. Люди ходили к соседям и в гости «на телевизор», так как он был далеко не в каждой семье. Купить это чудо техники могли не все: «Темп 1» стоил 2700 рублей, «Темп 2» — 2900, «Авангард» — 2200, «Луч» — 2400 рублей (в ценах 1947 года). Правда, периодически на них производилось почти 20-процентное снижение цен. С 1953 по 1955 год ленинградцы приобрели более 350 тыс. телевизоров.

До середины 50-х годов даже в Москве имелась лишь одна телепрограмма. В Ленинграде двухпрограммное вещание появилось только в 1963 году. Одна из программ работала не только вечером, но и днем. Но в целом в 50–60-х годах телетрансляция начиналась в будние дни с 19 часов. По воскресеньям были и дневные передачи, но в основном детские.

К новым формам досуга, связанным с распространением в быту автомобилей, можно отнести путешествие автостопом. Это явление пришло в СССР с Запада в конце 50-х годов, где в это время была уже довольно развитая система организованного использования для туристических целей попутных автомашин. Останавливая автомобиль, человек предъявлял водителю специальный жетон и так мог проехать часть пути. К началу 60-х годов автостоповское движение стало реальностью и в советской действительности. В Ленинграде, например, оно зародилось в 1961 году, и по талонам «Автостопа» за первый год ленинградцы проехали 150 тыс. км, а за 1963 год — уже 10,5 млн. км.

Желающему путешествовать этим предельно дешевым способом в областных советах по туризму при профсоюзах выдавались книжки «со знаком остановки машин на обложке». Кроме того, за очень небольшую плату поклонники автостопа приобретали талоны на проезд. Водитель, взявший пассажира, как предполагали организаторы, теоретически мог собрать эти талоны, затем отправить их в совет по туризму и получить шанс выиграть в специальной лотерее шоферовавтостоповцев.

Однако это была трудоемкая и малоэффективная работа. Более выгодной водителям представлялась система сдачи талонов «Автостопа» в бухгалтерию собственных предприятий для получения денежной компенсации. Но эта идея тоже оказалась трудновыполнимой.

Автокемпинг

С лета 1959 года у ленинградцев появилась возможность взять автомашину на прокат на срок от 3 часов до 1 месяца. Запись претендентов производилась в районных автотуристских секциях, машины выдавались во 2-м таксомоторном парке (канал Грибоедова, дом 5).

На публичных танцевальных площадках до начала 60-х годов царил довольно жесткий контроль. Он был во многом продолжением развернувшейся еще в конце 40-х годов кампании против стиляг, отличительным признаком которых власть считала не только особый стиль одежды, но и манеру двигаться, прежде всего танцевать. В официальной риторике «западные танцы» устойчиво маркировались как «непристойные» или, в зависимости от общего стиля текста, «вульгарные» и даже «похабные».

Создается впечатление, что власть настораживал некий эротический подтекст западных танцев, многие из которых выросли на латиноамериканской традиции. Из эпохи 20-х годов идеологические структуры перенесли в культурное пространство 50-х негативное отношение к танго и в особенности к фокстроту. Проводником «разлагающего влияния» на молодежь называли и буги-вуги, исполнявшийся под джазовые композиции, что уже само по себе считалось почти политическим преступлением.

После Всемирного фестиваля молодежи и студентов, проходившего в 1957 году в Москве, власть вынуждена была ослабить идеологическое давление на разнообразные проявления танцевальной культуры. На танцплощадках стали повсеместно исполнять танго и фокстроты. Более того, коегде можно было увидеть уже вошедший в моду на Западе рок-н-ролл. К этому времени власть попыталась уже не отрицать наличие новых элементов танцевальной культуры, а руководить их внедрением, прежде всего в молодежную среду.

К числу «идеологически выдержанных» относили финские летку енку и хоппель-поппель, болгарский иха-ха, калипсо с острова Тринидат, лимбо — групповой танец острова Тобаго, греческий сиртаки, американоканадский хали-гали, латиноамериканский ча-ча-ча. Одновременно создавались и специальные советские танцы, например дружба. Он исполнялся парами, сопровождался стуком каблуков в пол, пробежками и поворотами. Кроме дружбы молодежи предлагались в 60-х годах елочка, инфиз, казанова, террикон. Однако безусловными лидерами к середине 60-х годов стали чарльстон, твист и шейк, а также ныне забытый липси, вывезенный из ГДР.
Иногда, правда, на официальных танцевальных площадках могли сделать замечание за «извращение рисунка танца».

Слева на обеих фотографиях А. А. Тарковский. 1962

И все же многолетняя борьба идеологических структур за «нравственную чистоту» танцев способствовала формированию отрицательного отношения части советских людей к этому виду досуга. У части наиболее культурных ленинградцев особенно «нехорошей» славой пользовался Мраморный зал Дворца культуры имени С. М. Кирова на Васильевском острове, который некоторые маркировали как «ярмарку для провинциальных невест».

ДК Кирова

В ноябре 1959 года на набережной Красного Флота открылся ленинградский Дворец бракосочетаний. Первой парой, зарегистрировавшей там свой брак стали инженертехнолог завода подъемно-транспортного оборудования им. Кирова Михаил Назаров и фрезеровщица, член бригады коммунистического труда Любовь Федорова.

Любовь Федорова готовится к торжеству

Зарегистрировать брак во дворце было возможно только по специальным приглашениям, которые выдавались в районных загсах. В 60-х годах на набережной Красного Флота не разрешали оформлять второй брак, не говоря уже о последующих.

В конце февраля 1961 года на Суворовском проспекте в доме № 2 был открыт салон для новобрачных с поэтическим названием «Весна». Попасть туда можно было только по талонам, которые выдавали в районных загсах и дворцах бракосочетания при подаче заявления. Будущим молодоженам предоставлялась возможность купить не только свадебные наряды и обручальные кольца, но и многие вещи, отсутствовавшие в свободной продаже. Одновременно возникла и мошенническая бытовая практика. Люди подавали заявление на регистрацию лишь для того, чтобы получить талоны в «Весну» и приобрести какойнибудь дефицит. До свадьбы дело не доходило.

Воспоминания шестидесятников помогают детализировать черты мужской моды 40-х — начала 50-х годов: черное, желательно двубортное драповое пальто, белый шелковый шарф, серая буклированная кепка с гибким козырьком, полосатая тельняшка в разрезе воротника рубашки, широкие брюки, почти клеш, заправляемые в сапоги. Поражает эклектизм этого модного набора: сочетание псевдоэлегантности, уголовной бравады и копирование стиля «фронтовика».

В 1959 году были упразднены бригады содействия милиции при органах МВД, а вместо них стали создаваться дружины при предприятиях и учреждениях. Мобилизация общественности на штурм преступности была, несомненно, частью общей программы построения коммунизма.
В организацию могли вступать лишь лица могущие служить «примером на производстве и в быту»; «дисциплинированные, смелые и самоотверженные». В положении подчеркивалось, что на нарушителей необходимо «воздействовать прежде всего путем убеждения и предупреждения».

Мероприятия дружинников по наведению порядка в городах наталкивались на ожесточенную встречную агрессию хулиганов. Фиксировались множества случаев избиения и даже убийств добровольных блюстителей порядка.