Вовсю гулял разбойник май. Сегодня так ласково светило солнце, что слесарь автомастерской Серега решил кутануть. Душу же не обманешь……Серега толкнул дверь полутемного кабака и смело шагнул внутрь. Несколько столиков, чистенько, простенько и наверняка не особо дорого. Он приосанился и осмотрелся.
Почти все столики заняты; лишь за одним, скучая, сидит молоденькая особа очень даже ничего. Миловидное лицо, пухлые губы, крепкие, как ствол ядреного боровика, ножки из-под коротенькой юбчонки.
— Тут не занято? – осторожно спросил Серега, опасаясь услышать про отлучившегося в туалет кавалера. Девица оценивающе и пристально смотрит, будто выбирает к выпускному платье; и….улыбается.
— Н-е-е-т, — мурлыкает она; и ее ответ уносит сомнения. Точнее, тон; ведь по самым первому слову и взгляду всегда ясно, рады тебе или нет. Серега понял, что не выпустит из своих медвежьих мозолистых лап эту милашку, и стал поразвязней.
— Ну, тогда давай знакомиться, крошка..
— Лена, — студентка закинула ногу на ногу, мелькнув трусиками. Серега сглотнул слюну.
— Сергей, директор.
Брови девушки радостно взмыли вверх.
— Директор чего?
— Сеть автомастерских, — небрежно, с усталостью занятого человека выдавил он.
Студентка засияла, оживилась и зашарила в сумочке, вынимая зеркальце. Серега смаковал эффект.
— Очень, очень приятно, — мяукнула она.
— И мне, — снисходительно кивнул он. – Вот, выбрался, а то этот бизнес, переговоры…
Девчонка понимающе пожалела:
— Бедненький, — и чуть подалась навстречу. Пару шаров легли на стол, раздувая кофточку.
Сереге стало душно, и ком застрял в горле.
— Коньяка, — сипло крякнул официанту.
— И шампанского, — задорно пискнула Лена. – Самого лучшего
— А какая у тебя тачка? – невзначай интересовалась студентка.
— Да вот, — надул щеки Серега, — выбираю. Может, поможешь как-нибудь в выходные? – Серегу понесло. – Присмотрел небольшой участок, буду строиться.
Чем дольше врал он, тем ближе двигалась Лена, и тем ласковей смотрела на папика. Он и сам уже начал верить в то, что говорил; и поэтому говорил убедительно. Единственное, что беспокоило и кидало на грешную землю – студентка ела и пила за троих. Шампанское, невзирая на цену, бесстыдно проваливалось в ее маленький рот; туда же скользили сладости. Он нервно заерзал. Выпили за знакомство, удачу, любовь и еще за какую-то дребедень. Серега с грустью чувствовал, как тощает стопка сторублевок в правом кармане. Да, тяжела роль олигарха. Лена же розовела, кокетливо щелкала Серегу по носу пальчиком и при тосте за любовь игриво подставила губы для поцелуя. И снова, как родному, замахала официанту.
— Слушай, зайка, может, уедем с этой забегаловки…ну, например, ко мне?
И тут грянула перемена. Лена негодующе отстранилась и смерила кавалера презрительным взглядом.
— За кого ты меня принимаешь?
На него взирало оскорбленное целомудрие. Сереге стало не по себе; как будто его застукали в монастыре с « Плейбоем» под мышкой.
— Я в первую встречу ни с кем не хожу; я не такая… — с пафосом продолжала она.
Горечь и праведный гнев обуяли директора. Его мечту украли, запинали, отравили. Он встал.
— Не такая, — подражая ее тону, зашамкал Серега. – Ну и жди трамвая. Как жрать, так горазда…У-у-у, — затряс перед ее носом кулаком, — динамо…
— Постой, — схватила за рукав пиджака Лена. – Я правда не могу…Давай завтра?
Серега обиженно фыркал. Студентка встала и зашептала в ухо:
— Завтра куда-нибудь сходим, а потом…
— Никаких кабаков, — отрубил еще не остывший Серега.
— Ну хорошо, хорошо. Какой ты нетерпеливый, — потупившись, уступила Лена. – Поедем ко мне, — задышала в ухо многообещающе.
Серега сомлел. Он еще немного подулся, допил коньяк, записал ее телефон и пошел домой. Слава богу, осталось на маленькую, чтобы дома сполоснуть этот противоречивый ухабистый вечер. Вечно эти бабы все портят своими закидонами. Ну какая разница, в первую или вторую встречу? Если во вторую – ты молодец, получи орден; а за первую что, камнями закидать? Бред. Но оптимизм в конце концов победил, и Серега начал мечтать о завтрашнем дне…Крепконогая виноватая шалунья искупала свою дерзость, дергаясь под директором…
Тем временем на улице Лена оживленно общалась с милиционером. Кокетство и юность пропали; она была серьезна и напориста.
— Говорю тебе – директор. Деньги есть. Слушай, братец, все как всегда… Мы с лохом в постели, я рву ночнушку и ору, тут врываешься ты по форме…
— Ой, доиграемся мы с тобой, — сержант с сомнением качает головой. – Когда-нибудь загребут нас…
— Ну и живи на ментовскую зарплату, — зло крикнула Ленка. – Три раза прокатывало – и ничего. Машину на что купил, забыл?
Сержант не забыл. Но зато помнил он и бессонные ночи, когда в голову лезет страх; и не нужна вроде и машина. А недавно вообще приснился кошмар, в котором в тесной хате верзила-сокамерник с волосатыми плечами ласково манил грязным пальцем сержанта к себе на нары. Сержант на следующий день ничего не ел и дал себе слово жить праведно, только бы снова не видеть, пусть и во сне, противную беззубую рожу верзилы. Щуплый мент мнется. Ленка, демон-искуситель, уговаривает:
— Ну, брат, последний раз. Такого жирного карася грех упускать. Думаешь, долго я могу играть малолетку?
— Да какая малолетка; задница с полдивана, — кисло усмехается он. – Клиентам с перепугу просто не разглядеть, что ты давно уже тетя, притом б-у.
— Но-но-но, — взбрыкивает Ленка. – Между прочим, моя задница нас неплохо кормит…
— Зато на нарах, говорят, кормят не очень, — опять тушуется мент.
— Ну все, все…Говорю – еще раз. Такого лопуха отпустить…
— Точно лопух? – задумчиво трет подбородок брат.
— Лопух лопухом. Спит и дрыгает ножками, кому бы отдать бабло…
— Ну ладно, — сдается он. – Только ты, это, для убедительности царапни еще себя…
— Да ради дела я себе и нос расквашу, — Ленка довольна. – Как заору – врывайся; и морду построже…
— Последний раз, — грозит пальцем сержант.
— М-м-му, — чмокает в щеку брата.
На следующий день Серега прихватил бутылочку коньяка, шоколад и отправился по адресу, который томно проворковала студентка. Вадим, когда тот занимал деньги, неодобрительно и тревожно замотал головой. « Завидует» — пожалел его Серега. Он шел уверенной походкой с гордо поднятой головой – как победитель идет к побежденному за ключами от города. Так, вот парк, кажется, здесь. Серега сочно сморкается на асфальт, приосанивается и поднимается на второй этаж, звонит. Дверь медленно распахивается. На пороге – фея в прозрачном пеньюаре. Солнце через окно рентгеном высвечивает наготу молодого тела, выделяя изгибы. Протянуть руку и сдернуть к черту эту марлю..
Серега кряхтит и заходит внутрь.
— Подожди, давай выпьем, — студентка нервно поглядывает на часы; слава богу, директор этого не замечает. Все, что он видит – упитанное тело молодухи, пылающее жаром, розоватое, как годовалый поросенок. Ленка, кокетливо обернувшись, идет за бокалами…Ого, да она без трусов; хотя нет. Какая-то красная нитка тянется от пояса вниз, ныряя меж ягодиц. Мясистые большие холмы переваливаются с каждым шагом – Серега скрипит зубами.
— Да ты раздевайся, глупый, — улыбается фея. – Сегодня можно все, — она оборачивается на часы…
В ту же минуту к ее подъезду украдкой, таясь, подходит сержант. Он хмур и бледен. Кажется, милиционер идет на особо важное задание; и минимум одной крупной бандой в городе станет меньше. Но задание, видать, секретное; или он просто боится спугнуть шайку негодяев? Сержант замирает. Пот льет градом, сердце вот-вот выскочит. В мозгу встает поминутно лицо подполковника Ничепоренко, который, ласково улыбаясь, словно сыну, спрашивал:
— И что мы, товарищ сержант, делали в служебное время в парке, когда должны были быть на другом конце города и допрашивать Ушакова Е. И. по поводу кражи одеяла и телевизора у его соседки, участницы блокады, между прочим? Так какого хрена, — ревел подполковник, и на его лбу вздувались вены, тугие и страшные, — так какого хрена, бл….
Дальше уже фантазия рисовать отказывалась ввиду подступившей слабости.
Сержант стоял белый, проклиная соплюху, что его (опять) уговорила и молясь, чтоб все побыстрее кончилось. Он нервно оглядывается. Рядом на лавке валяется безногий бомж, укрытый рваным лоскутным одеялом. Лиловое лицо, лужа под лавкой… Его организм в связи с безденежьем лишенный спиртного пребывал на грани безумия и давал сбои. Правая рука бомжа гуляет ходуном…Вроде бы все тихо. Пора…Сержант берется за ручку парадной. Тут же рядом купленный пэтэушниками за конфету мальчишка, пробегая, дергает юбку вверх у местной неприступной красотки. Та визжит. Услышав визг, бомж дергается и жутко ревет. Сержант цепенеет и чуть не падает в обморок. Какой-то солидный дядька оборачивается и наступает на пса, мирно дремлющего на поводке старушки. Пес воет и цапает дядьку за ногу. Старушка вопит:
— Милиция, милиция, задержите вон этого, в очках, он Лорда покалечил….
— Ой, ой, ой, Лорд. Да на мои испорченные штаны десять таких Лордов купишь.
— Вот, выучили на свою голову, — шипит старушка. – Очки нацепят и ходят…
Она кидается к сержанту и хватает за руку: — Арестуйте его!
Сержант покрывается холодной испариной, да еще внезапная резкая тяжесть внизу живота, а поблизости нет даже гаражей. И всюду люди, люди, люди. На шум прибывают зеваки.
— Да тебя саму надо арестовать с твоей псиной, — прихрамывает к менту дядька с рваной белой штаниной. – Кто мне брюки возместит, а? – уставился он на сержанта. Тот не знает. Все, что он знает – если через минуту он не найдет укрытие, случится катастрофа. И тогда точно не успеть в отделение, где сидит, как голодный сыч, подполковник Ничепоренко. « Зачем я обедал в шаверме» — печальная запоздалая мысль пробежала в раскаленной голове. Бомжа затрясла лихорадка. Он мелко вздрагивает, что-то бубня. С окна второго этажа резануло истошным воплем. Все замирают. Снова вопль:
— Па-ма-ги-те!
— Туда! – орет старушка. – Туда!
Ополоумевшего милиционера на полусогнутых ногах подталкивают к подъезду; и тут бомж, бешено вращая глазами, хрипит:
— Ироды! – и смачно плюет сержанту в глаз. Потом вцепляется в мундир и тянет под лавку. Треск – и мент падает в лужу, больно стукаясь о скамейку; и нет больше тяжести в животе, только срам, стыд и благодать…И бомжу тоже хорошо. Лихорадка покидает его – и успокоенная, не ерзает правая рука, ранее бившая кадриль; и обомлело тело, радуясь передышке…
Серега уже залезал на фею, с самодовольной ухмылкой, причмокивая. Он мимолетом вспомнил ее аппетит, грозно крякнул и собрался наказывать два…нет, три раза. Чтобы уйти домой уставшему, с благородно поднятой шеей; а та пусть останется лежать истерзанная, раздавленная, униженная, благоговейным покорным взглядом провожая строгого директора. Фея под ним, доступная и желанная. Сорочка ждет, что ее сейчас стянут; и откроются две сочных дыни; и раздвинутся тугоспелые бедра; и чвякнет, треснув, красная нитка от Серегиного наглого пальца. Он навис и приготовился к тарану…Но что это?! Фея резко становится ведьмой. Она рвет сорочку, глаза ее вспыхивают змеиной лютой ненавистью и ведьма …. орет! Орет так, что у Сереги взрываются уши. Он колеблется миг. Пускай друзья шутят, что тугодум, но шестое или какое там чувство тоже кричит вместе с ведьмой где-то внутри: « Беги! Беда, не знаю какая, но беги-и-и…» И Серега влетает в брюки, хватает куртку и шлепает ведьме в лоб, чтоб прервать этот режущий крик. Ведьма смолкает, рухнув в подушку. Он с разбегу выносит дверь и скатывается вниз. Серега вылетает с парадной и чуть не спотыкается о мента.
— Что, что там? – кругом испуганные лица.
— Там, там…такое… – Серега с выпученными глазами заикается; толпа мгновенно исчезает. Дядька, хромая, бежит со старухой наперегонки…Сержант да бомж равнодушно смотрят в небо. Ленка с рогом на лбу высовывается из окна. Две дыни обиженно смотрят вниз, болтаясь в разные стороны.
— Козел, он и в Африке козел! Валяйся, и чтоб ноги твоей в моем доме не было…
В открытую прихожую рвутся соседи:
— Ленка, потаскуха, если ты еще раз… Да мы тебя, бл…
Ленка беззвучно плачет, обхватив колени; на простыне бесполезной уликой валяются Серегины, в горошек, семейники… Внизу слышен вой скорой. Санитары, матюгаясь, грузят мента и спорят, кому отмывать носилки…
А в отделении подполковник Ничепоренко уже надкусывал сочный, с балыком бутерброд, как зазвонил телефон.
— Да? Гражданка Ранеева, к вам уже поехал сержант Будаков. Как нет, час назад поехал. Эй, — гаркнул в дверь, — где Будаков?
— Уехал к этой…Ранеевой.
— Вот сука! Да я не вам, нет. Да не ва-а-ам. Не надо никуда писать, я знаю, что вы блокадница, я не вам, не…
Ту-ту-ту.
— Дежурный, капитана ко мне! – бутерброд отлетает в сторону. Капитан вытягивается в струну. – Найди мне этого мудака, срочно!
Влетает опять дежурный:
— Позвонили со скорой. Сержант Будаков у них.
— Что с ним? – сыч нахохлился.
— Его побили.
— Кто? – опешил сыч.
— Безногий бомж.
— Мать твою за ногу! Защитника общества, борца с бандитами бьет без-но-гий бомж! – выпучил глаза подполковник. Дежурный с капитаном не дышат. – Я в этом дурдоме чокнусь…Раппорт на этого мудака, объяснительную и бегом к бабке с тортом и цветами извиняться.
— А с бомжом что? Арестовать? – спрашивает дежурный.
— Ты дебил? – брызгает слюной сыч. – Ты его на руках до параши таскать будешь?
— Никак нет, — дежурный каменеет и боится моргнуть.
— И потом. – Брови сыча недовольно сползаются, как две мохнатые кочки. - Не дай бог кто узнает, что бойцов с моего отделения лупцуют бичи. Бывших бойцов, ты понял, капитан?
По венам на лбу сыча капитан давно уже все понял, недаром десять лет служит с ним.
— Господи, — чуть не плачет сыч, — с кем приходится работать…
Свежие комментарии